Список финансовых афер молодого советского правительства вовсе не исчерпывался чеканкой монет царского периода параллельно с собственными червонцами. Не только псевдомонархическое золото годилось для разнообразных нужных закупок за границей — бумажные деньги тоже частенько оказывались не лишними.
Тут надо вспомнить, что бумажные деньги высоких номиналов, выпускавшиеся в течение последнего десятилетия Российской империи, почти не подделывались фальшивомонетчиками: слишком качественными и хорошо защищенными были эти банкноты. «Русский рубль в то время очень высоко котировался и в Европе, — пишет С. Романов в своей книге «Фальшивомонетчики. Как распознать фальшивые деньги». — Особенно большой популярностью русская валюта пользовалась в Германии. Солдаты и офицеры немецких войск, расквартированные в Польше, все расчеты за постой производили в германских марках, а за товар и услуги расплачивались только русскими деньгами. За кредитный билет 100-рублевого достоинства финские перекупщики платили по 130 марок, а продавали царскую «сотню» шведам уже за 200».
Правда, репутация российских купюр оказалась подпорчена еще до большевиков: из-за нехватки денег и роста цен решительно на все Временное правительство и Государственная дума уже в марте 1917 года озаботились выпуском новых банкнот. Непочтительный народ живо окрестил их «думками» — но даже несмотря на запуск печатного станка чуть ли не в круглосуточном режиме и выпуск исключительно купюр крупных номиналов (самой мелкой была 250-рублевка) «думок» — и тех не хватало. Следующей волной в обращение пошли «керенки» — билеты достоинством в 20 и 40 рублей, печатавшиеся буквально на чем угодно, от этикеточной едва ли не до обойной бумаги. Инфляция и полная бессмысленность ничем не обеспеченных и никак не защищенных денег привели к тому, что подделки ходили наравне с «государственными» билетами, и все эти тонны макулатуры выпускались сперва листами, а затем рулонами. Предполагалось, что владелец способен самолично отрезать нужную сумму ножницами и отдать за товары или услуги. Эта «игра в фантики» происходила в том числе и в первые послереволюционные годы — но, разумеется, только внутри страны. Для зарубежных расчетов не годились ни билеты Временного правительства, ни, тем более, «керенки». Как мы помним, дефицит «царских», качественных купюр начался еще до Великой Октябрьской революции — логично было бы предположить, что в первые послереволюционные годы этих денег станет еще меньше. Вывоз из страны денежной массы, естественный износ и утрата купюр и прочие совершенно предсказуемые процессы должны были бы, по идее, почти полностью «искоренить наследие проклятого царизма».
Но на деле все было наоборот. Количество находившихся в обороте чистеньких, новых, подлинных николаевских купюр и куда менее ценных, но имевших активное хождение внутри страны денег Временного правительства понемногу росло. Ничуть не смущаясь, Советская власть, равно как и Временное правительство до нее, продолжала заниматься эмиссией, печатая «царские» деньги с оставшихся в ее распоряжении матриц. Сколько времени продолжалась эта вакханалия государственного фальшивомонетничества и на какую именно сумму было напечатано казначейских билетов уже не существовавшей Империи, неизвестно. Вполне возможно, печатный станок работал, пусть и с перерывами, до самой реформы 1924 года. «К денежной реформе мы приступаем почти через десять лет после начала мировой войны, вместе с которой началась и «порча» наших денег. Только через десять долгих и тяжелых лет денежного расстройства удается приступить опять к созданию прочных, устойчивых, надежных денег», — писал о ней Яков Федоров, вероятно, даже не подозревая, что вполне «прочными» и «устойчивыми» все эти годы оставались допечатываемые Советским правительством царские купюры.
Официально считается, что последние партии «царских» денег были отпечатаны в 1920 году — по крайней мере, официальная бумага, предписывающая выдать некому товарищу Хак-Матараджи Заде почти два миллиона кредиток дореволюционного образца без последующей ревизии, датирована 30 ноября 1920 года и выглядит так:
УДОСТОВЕРЕНИЕ
Дано Отделом денежных и расчетных знаков Хак-Матараджи Заде в том, что ему согласно распоряжения Замнаркомфина тов. Чуцкаева выдано по ассигновке Наркомвнешторга один миллион девятьсот тридцать пять тысяч восемьсот семьдесят пять (1 935 875) рублей кредитными билетами дореволюционного образца достоинством:
500-рублевого достоинства — 1 500 000 рублей, 25-рублевого достоинства — 100 000 рублей, 10-рублевого достоинства — 335 800 рублей, 5-рублевого достоинства — 75 рублей.
Указанные деньги на основании действующих на сей предмет законоположений ревизии не подлежат.
Заведующий отделом денежных и расчетных знаков. Подпись.
Заведующий распорядительной частью. Подпись.
(РГАЭ, ф. 2324, оп. 16, д. 19, л. 7.)
Обращает на себя внимание наличие в списке как купюр максимального номинала, существовавшего в царской России (500 рублей), так и мелких расходных купюр по 5, 10 и 25 рублей. Неизвестно, на что пошли полученные товарищем со сложной фамилией деньги, зато по воспоминаниям очевидцев и участников, прекрасно известно, с какой блистательной лихостью расшвыривались свежеотпечатанные царские купюры в советских посольствах и торгпредствах за рубежом.
М. Я. Лазерсон (1887–1951)Вспоминает М. Я. Лазерсон:
«...В отношении денежных вопросов в посольстве царил, действительно, непростительный беспорядок. Однажды Иоффе нужны были деньги, и он попросил меня разменять ему крупную сумму в царских рублях на германские марки. Германская марка тогда еще высоко стояла. Английский фунт стерлингов стоил тогда, правда в частном обороте, около 35 марок. Я сказал Иоффе, что принятая в посольстве система размена царских рублей с помощью посредников или же в мелких разменных конторах очень нецелесообразна. Обмен крупных сумм таким путем несомненно ведет к потерям. Я бы счел нужным обратиться непосредственно в один из крупных банков и предложить ему деньги для обмена. Иоффе в моем присутствии открыл денежный шкаф, вынул оттуда несколько перевязанных пачек с царскими сторублевками (в каждой пачке было 100 бумажек), передал мне пачки и сказал: «Хорошо, будьте так любезны, обмените деньги. Поступайте, как Вы находите нужным».
Я конечно, собирался начать обычную процедуру счета денег и выдачи квитанции. Но Иоффе улыбнулся и сказал:
«Оставьте это, от Вас мне не нужно никаких квитанций, Вы в общем взяли 10 пачек, все остальное в порядке».
Когда я ему возразил, что может случиться, что в отдельных пачках не будет доставать бумажек, Иоффе только рукой махнул и сказал:
«Бросьте, все будет, как следует».
Я отправился с деньгами в банк, за мной шел служащий посольства с заряженным револьвером, чтобы защитить меня в случае нападения.
Я обменял деньги в банке по курсу, приблизительно на 25 % более высокому, чем тот, который кассе посольства до сих пор удавалось получить за царские рубли в маленьких разменных конторах и через посредство агентов. Я вместе с тем попросил банк выдать мне расчет, из которого явствовало, сколько марок было получено при размене рублей.
Когда я с деньгами вернулся в посольство и вручил их Иоффе, я захотел также передать ему расчет и пересчитать, как полагается, принесенные мною деньги. Иоффе же мне только сказал:
«Оставьте это, все в порядке, все очень хорошо». На это я ему возразил:
«Но, тов. Иоффе, Вы должны же пересчитать деньги, это ведь крупная сумма, я хочу быть уверенным, что я передал Вам сумму полностью».
Иоффе: «Но я же знаю, с кем я имею дело, все обстоит благополучно».
Иоффе взял у меня всю сумму из рук и положил ее в денежный шкаф. Лишь с трудом удалось мне убедить его положить туда же и расчет.
Вся эта сцена произвела на меня самое удручающее впечатление, ибо Иоффе в моем присутствии ни при выдаче царских рублей, ни при получении суммы в марках не сделал никакой пометки в какую бы то ни было книгу. Было ясно, что деньги, врученные мне Иоффе, не проходили через кассу посольства. Эта касса принимала и выдавала деньги по письменным ордерам, в чем я сам несколько раз имел случай убедиться. Я обратил внимание Иоффе на то, что я обменял деньги по значительно более высокому курсу, чем касса и что в дальнейшем подобные потери на курсе не должны быть допущены. На это Иоффе спокойно мне ответил:
«Ну, хорошо, в таком случае Вы будете всегда менять в дальнейшем деньги».
И, действительно, я несколько раз менял царские деньги для Иоффе в банках, причем вся процедура происходила всегда так же как описано выше».
Товарищи, занимавшиеся обменом царских денег на западную валюту, вывозили из страны банковские билеты в прямом смысле слова чемоданами. Там же, у М. Я. Лазерсона, читаем: «Чемоданы были наполнены в присутствии Гуковского и моем царскими рублями; это были 500-рублевые и 100-рублевые билеты, совершенно новые, упакованные в пачки по сто билетов каждая. Что касается 500-рублевых билетов, то можно было с легкостью упаковать два миллиона рублей в маленький чемодан, для сторублевок же требовалось, конечно, помещение в пять раз большее.
Все чемоданы были наполнены и заперты. Всего там было наверное не менее десяти миллионов рублей. Царские рубли котировались тогда еще в Стокгольме по хорошему курсу, так что эти чемоданы с русскими бумажными деньгами представляли даже в высокой валюте значительную ценность».
Чемоданы с деньгами уходили за границу безвозвратно, возвращались в обменянном на валюту виде, тратились на взятки и бог весть на что еще. Отношение имевших доступ к этим деньгам и сопровождавший крупные и неподотчетные финансовые трансакции залихватский угар лучше всего описаны в книге, не имеющей ни малейшего отношения к нумизматике или историческим мемуарам:
«На галерке произошло движение, и послышался радостный голос:
— Верно! У него! Тут, тут... Стой! Да это червонцы!
Сидящие в партере повернули головы. На галерее какой-то смятенный гражданин обнаружил у себя в кармане пачку, перевязанную банковским способом и с надписью на обложке: «Одна тысяча рублей».
Соседи навалились на него, а он в изумлении ковырял ногтем обложку, стараясь дознаться, настоящие ли это червонцы или какие-нибудь волшебные.
— Ей богу, настоящие! Червонцы! — кричали с галерки радостно.
[…]
Поднимались сотни рук, зрители сквозь бумажки глядели на освещенную сцену и видели самые верные и праведные водяные знаки. Запах тоже не оставлял никаких сомнений: это был ни с чем по прелести не сравнимый запах только что отпечатанных денег.»
Узнаете? Да, это «Мастер и Маргарита» М. А. Булгакова. Если помните, деньги, в изобилии раскидываемые свитой Воланда по Москве, то превращались в доллары — причем именно тогда, когда к неудачливому взяточнику приходила с обыском милиция, то оборачивались бумажками от нарзанных бутылок или даже пчелами. Точно так же со временем исчезли — частью были обменяны на валюту, частью истрачены, вывезены за рубеж или сгинули в «захоронках» и допечатывавшиеся по мере необходимости старые царские купюры. От былого великолепия чемоданов свежеотпечатанных денег коллекционерам остались только расписки да разрозненные кредитки.
Но иногда бонистам все же улыбается удача, и на аукционах оказываются редкие лоты, словно попавшие в современную Москву прямиком из какого-нибудь немецкого или шведского посольства образца 1918 года: чистые нетронутые пачки купюр в банковских бандеролях. Правда, попадаются они все реже и реже, и более распространенными не станут: обладатели подобных сокровищ, в отличие от советских эмиссаров первых революционных лет, расставаться с денежками не спешат.
Использованная литература:
Романов С. Фальшивомонетчики. Как распознать фальшивые деньги. М., 2005.
Федоров Я. Старые и новые деньги. Денежная реформа 1924 г., 1924.
По страницам архивных фондов ЦБ РФ, выпуск 15. >>
Ларсонс (Лазерсон) М.Я. В советском лабиринте: эпизоды и силуэты. 1932.
Булгаков М. А. «Мастер и Маргарита».